Зигзаги постсоветской истории в преломлении через судьбу корреспондента программы «Время»
В советской и ранней постсоветской тележурналистике должность корреспондента программы «Время» была чем-то вроде аналога генеральского звания в армии. Не случайно на моем столе в одесском корпункте «Останкино» в начале 90-х годов стояла так называемая «вертушка» — телефон правительственной связи.
По которому я однажды позвонил напрямую командующему Одесским военным округом. Тогда в 1994 году им был будущий министр обороны Украины генерал Владимир Шкидченко. А момент был острейший – украинские десантники из бывшей 98-й болградской дивизии напали с оружием в руках на базу российского Черноморского флота в Одессе и захватили её. В городе говорили об угрозе ответных действий России и выходе в нашем направлении отряда кораблей ЧФ. Появились сообщения и о том, что украинские войска занимают позиции на побережье для отражения российского десанта.
Именно в этот момент я и позвонил генералу Шкидченко. Мы с ним были неплохо знакомы, да и связь по «вертушке» была относительно безопасной. Поэтому я задал ему прямой вопрос: «Вы действительно будете стрелять по российским войскам?». В ответ я услышал примерно следующее (даю в мягкой редакции): «За кого ты меня принимаешь? Я что, по-твоему, с ума сошел?».
Таковы были тогда настроения украинских военных. Даже на самом верху не допускали мысли о возможности войны и кровопролития между нами.
Хотя сейчас, оглядываясь назад, думаю, что кое-где к разжиганию этой конфронтации даже стремились. Во всяком случае, мои репортажи о ходе первого российско-украинского вооруженного противостояния в Одессе, шли на березовском ОРТ, буквально, на ура.
Тем не менее, психологический потенциал к сближению с Россией, вплоть до нового объединения, был тогда на Украине очень велик. Но увы, никем наверху не востребован. И не только на Украине.
Одесский корпункт «Останкино» отвечал также за Приднестровье. И для меня было естественно, как для едва ли не единственного представителя центрального российского телевидения в этом регионе, делать все возможное, чтобы освещать происходящее там с позиций государственных интересов России. Которые казались мне совершенно очевидными, поскольку в Приднестровье – историческом рубеже российской государственности в то время проживали десятки тысяч граждан РФ. То есть тех людей, к судьбе которых Россия не могла быть равнодушна по определению. В этом ключе я и делал свои репортажи.
Однако эти мои иллюзии очень скоро были развеяны. И не кем-нибудь, а тогдашним директором службы информации ОРТ Ксенией Пономаревой, то есть моей прямой начальницей. Я был специально вызван в Москву для беседы с ней. Никогда не забуду основной смысл этого разговора, который руководитель главной информационной программы РФ сформулировала одной фразой: «Запомните, господин Селиванов! Приднестровье для России примерно то же самое, что Сомали. Именно с этих позиций вы должны освещать события в этом регионе».
На том и распрощались. Я, разумеется, не внял, этой «убедительной просьбе», читай — прямому приказу руководства и продолжал посылать в Москву материалы в защиту абсолютно пророссийской Приднестровской республики и её многострадального населения. Но эти материалы стали все реже доходить до эфира, по причинам, о которых я мог только догадываться.
Кончилось тем, чем и должно был закончиться для меня игнорирование воли московского начальства. Практически одновременно я получил в Тирасполе медаль «Участнику миротворческой операции в Приднестровье» и уведомление от зама Березовского, небезызвестного в криминальных кругах Бадри Патаркацишвили, о моем увольнении «в связи с истечением срока контракта». Который перезаключался тогда каждые полгода. Для ускоренной фильтрации неблагонадежных лиц.
Вместо меня в Одессу не прислали… никого. Не потому, конечно, что я был такой незаменимый. Просто к этому времени в Москве созрело мнение, что пять полноценных корпунктов ОРТ на Украине, где работали, к тому же, люди примерно моих убеждений, такие как донецкий корреспондент Геннадий Кондауров или харьковский Виталий Пидченко, держать нет смысла. В результате проведенной «реорганизации» остался фактически один корпункт – киевский, руководить которым была поставлена Наталья Кондратюк. Для характеристики её «творческого лица» достаточно сказать, что одновременно с работой на программу «Время» она вела новости на одном из украинских телеканалов, в которых вполне успешно поливала ту же Россию стандартными киевскими помоями.
Я успел немного поработать под её руководством, которое закончилось после того, как она полностью переписала текст моего репортажа из Одессы, заменив в нем «самую малость» — позицию Москвы на точку зрения Киева.
После чего указанная особа правила потоком новостей с Украины на главном российском телеканале еще примерно лет пятнадцать. Что, как вы понимаете, никак не могло быть в случае её разногласий с редакционной политикой.
Общим знаменателем этого весьма своеобразного освещения отношений двух стран, было всяческое выпячивание и раздувание всевозможных российско-украинских дрязг и разногласий, таких, например, как пресловутые «газовые войны». При крайне мизерном представлении, вплоть до полного замалчивания, позитивных событий.
Для меня лично, апофеозом этой весьма своеобразной информационной политики стало освещение совместных российско-белорусско-украинских военных учений «Боевое братство» на полигоне Широкий Лан под Николаевым, на которые не приехало ни одной съемочной группы российского телевидения! В то время, как украино-натовские маневры серии «Си бриз», эти же группы слетались буквально как мухи на мед.
Присутствуя на одном из последних учений серии «Боевое братство», где наша съемочная группа – одесской телекомпании «Академия», была вообще единственной, я буквально кожей почувствовал, что ни это братство, ни эти учения не нужны не только Киеву, но и кое-кому в Москве.
Думаю, что этими «кое-кем» были, да, собственно, и остаются по сей день, ориентированные исключительно на Запад круги местного нефтегазового бизнеса. С точки зрения интересов которого вчерашняя советская Украина, с её огромным промышленным, научным и интеллектуальным потенциалом, были просто пятым колесом в телеге. И никак не вписывалась в их планы «оптимизации» российской экономики. путем её полного спрямления в линию идущих на Запад нефте- и газопроводов.
Эти круги прекрасно понимали и до сих стоят на том же, что возвращение Украины в общую с Россией экономическую систему неизбежно сломает её нефтегазовую парадигму. Поскольку такая дополнительная, я бы сказал даже – критическая, масса производственного потенциала и образованных людей неизбежно приведет к развороту всего нового интеграционного объединения в сторону приоритетного развития именно высокопроизводительной экономики высокого технологического уровня.
Вот почему ровно с тех пор, как Россию стали пытаться сделать бензоколонкой Запада, то есть с начала 90-х годов, Украина стала не просто не нужна, но еще и опасна. И концы, связывающие два осколка одной страны стали обрубать, причем с обеих сторон и по всем «бортам» — от свертывания в ноль военного сотрудничества до уничтожения системы корреспондентских пунктов центрального телевидения России на Украине.
Тогда из Одессы мне это казалось досадной ошибкой и недоразумением. Сейчас уже так не кажется.
А когда Владимир Путин попытался было изменить эту гибельную для всего постсоветского пространства разрывную траекторию и объявил план создания нового экономического союза с участием Украины, то в Киеве был немедленно устроен государственный переворот. Которому кровно заинтересованные в продолжении нефтегазового банкета стороны, по обе стороны границы, восторженно рукоплескали до полного онемения ладошек.
Примерно так выглядит грустная постсоветская история в преломлении через судьбу одного из корреспондентов программы «Время».
Тем не менее, было бы большой неправдой сказать, что эта работа была мне в тягость. Напротив, это было время, когда мне повезло быть среди очень достойных людей. Журналистов, получивших крепкую закалку еще на советском ЦТ. Настоящих асов профессии, имевших крепкие убеждения, глубокие знания и умение «глаголом жечь сердца людей». И дело даже не столько в том, насколько я сам соответствовал этому высокому положению, не мне об этом судить, сколько в том, что для меня это была большая честь и возможность учиться у лучших из лучших.
Хорошо помню, как я был назначен на эту должность. После двух месяцев практической обкатки и проверки на творческую пригодность на одесском корпункте, под руководством его тогдашнего шефа Сергея Фатеева, пригласили в Москву, где меня принял первый зампред «Отстанкино» Валентин Лазуткин.
Дело было сразу после приднестровской войны. Он задал мне только один вопрос — как я отношусь к этим событиям? Я ответил, что, конечно, могу в принципе понять мотивы властей Молдовы, желающих навести конституционный порядок, но категорически не понимаю, зачем для этого надо стрелять из артиллерии по жилым домам в Бендерах и находящимся там мирным жителям. Среди которых были и мои родители.
После чего Валентин Валентинович сказал своему коллеге, присутствовавшему при этом разговоре: « Не будем мешать хорошему человеку работать!». И я стал одесским корреспондентом программы «Время».
А вспомнилось обо всем этом потому, что обнаружил в Википедии подробную статью о программе «Время» и о её людях. Среди которых значится и ваш покорный слуга. И, можете не сомневаться, что строчка с моей фамилией в таком сиятельном окружении для меня дороже всех пенсий, зарплат и прочих регалий вместе взятых. Потому что это, в отличие от земных благ, дано уже навсегда. Ибо это история, которую не вырубить даже топором.
И еще обратил внимание на то, что среди корреспондентов программы «Время», покинувших этот мир, очень много убитых. Раз в десять больше, чем для такого же количества обычных граждан. Вот, собственно, и вся разница.
Юрий Селиванов, специально для News Front
Свежие комментарии