Чтобы ославить русское воинство, историки западного обряда слепят вам «перемогу» даже из кизяка… в смысле – из косяка. Самого провального и позорного
Вот, например, газета «Die Welt» как-то пропечатла: «Переправу Наполеона через Березину принято считать решающим поражением Великой армии в России в 1812 году. Однако это была крупная победа». Вот так!
Мол, французский маршал Ней сказал тогда: «Если сегодня Наполеон вытащит голову из петли, то это будет означать, что внутри него сидит сам черт!»
«Так и получилось!» — торжествует «Die Welt». И даже приводит в пику русским высказывание аж самого Карла фон Клаузевица: «В сложившейся ситуации Наполеон вновь показал силу своего духа!»
Оно-то так! Жаль, только, немецкие журналЫсты не уточнили: в чьих руках был конец веревки с той самой петлей? И благодаря кому Наполеон смог проявить «силу духа»?
21 октября 1812 года, начав взрывать Кремль, запалив то, что не было уничтожено предыдущим пожаром, сквозь пальцы глядя на начавшиеся повальные грабежи и мародерство (Европейцы, фуле!), Великая армия тронулась из Москвы. Термина «выравнивание линии фронта» тогда еще не придумали. Скажем просто – наступали от Москвы в сторону Парижа.
Шли как на параде. Ну, почти. С императором была гвардия и сохранившие боеспособность французские части. За арьергардом французов тащился уже полувоенный сброд: все эти немцы, поляки, итальянцы, испанцы и прочие «солдаты удачи», пришедшие за жизненным пространством. Замыкал праздничное шествие огромный, растянувшийся на много верст обоз: кареты, телеги, повозки, брички. Маркитанты, артисты, проститутки, шулера, газетчики и представители прочих творческих профессий. С мамками, няньками, женами, детьми. С баулами, узлами, саквояжами, тюками и сундуками нажитого непосильным походом имущества.
Французы гнали с собой и партию русских пленных. По старой традиции цивилизованной Европы — кормить их было не велено. От Москвы до Смоленска пристрелили 611 человек (4 офицера). Как слабосильных.
Ну, а поджечь любую избу, мимо которой проходили (предварительно разграбив) – это было как чихнуть.
Кстати, по случаю ранней зимы кашляли много и часто. Особенно, когда из лесу на отставших выходило русское, неотесанное мужичье – с косами, вилами и пушками. Поскольку мужички были дремучими – пленных не брали. Русские казачьи разъезды тоже особо не церемонились с мутными личностями, имевшими иноземное выражение морды лица. Рубили ожесточенно. Злобно. Остервенело. Кровь за кровь.
8 ноября вступили в Смоленск. По этому случаю были торжества и парад – пестрая, разноязычная толпа голодных, оборванных, озлобленных, полудиких, совсем чужих друг другу людей, разграбила город в три дня. Гвардия снабжалась бесперебойно. Французские части забирали все, что осталось после гвардии. Для остальных – за счастье было доесть лошадь в овраге. Многие питались более скромно – жарили на кострах куски скоропостижно не дошедших до границы товарищей.
Но самое интересное, когда дорогу от Москвы до Смоленска будут вспоминать как веселое приключение, было еще впереди…
Ну, а что русская армия?
Родись Михаил Илларионович лет эдак на 120 позже, и будь он советским военачальником, ему бы без лишних проволочек намазали лоб зеленкой. За вредительство и саботаж. И чтобы два раза особую тройку не собирать – за работу на французскую разведку.
Но в России образца 1812 года царили несколько другие нравы.
Посему, Кутузов не очень торопился сживать со свету Наполеона.
Тяжело Илларионовичу приходилось в своем, русском штабе. От самой Москвы одним глазом глядел на два фронта: французов и творивших интриги штабных генералов. И ведь по матери, просто да по-русски послать некого! Куда не плюнь – то в графа, то в великого князя попадешь.
Но со своими Кутузов кое-как справлялся. То графа Беннигсена отправил на х… в Калугу – по случаю «болезненных припадков», то Барклаю разрешил «за болезнью отлучиться».
Но дело в том, что при штабе Кутузова был учрежден наблюдательный совет в лице припаскуднейшего генерала и целого сэра Роберта Вильсона. А за Вильсоном стоял английский посол в Петербурге лорд Каткэрт. Который исполнял приказы британского кабинета.
Британцы давили на русских. Умоляли и угрожали. Требовали отстранить Кутузова. Британцам нужен был мертвый Наполеон. И надежда на падение империи.
А Кутузову нужен был живой русский солдат. И сохранившая боеспособность армия. Он прекрасно понимал, что англичане хотят загребать жар чужими руками. Впрочем, как всегда. А уж жирные сливки – сами, да еще и здоровой ложкой. А потом, не нажравшись в три горла, еще и ослабленной Россией закусят.
Поэтому Кутузов предпочел просто и без хитростей выдавливать француза из России. А Вильсон строчил на Кутузова доносы – шо мужик на завалинке семечки трескает. Развил такую бурную деятельность, что даже в головы Дохтурова, Давыдова, Ермолова, Багратиона, Коновницына, Раевского, Толя закрадывались нехорошие мысли об измене их командира…
17 ноября французы вышли из Смоленска. Всего 35 тысяч — с оружием в руках, еще способных сражаться. Отставший сброд и обозников с барахлом уже никто не считал. Самые хитрые, со своими каретами, пристраивались к отступавшим частям. Всех остальных радостно встречали на большой дороге те самые угрюмые мужички…
А из Москвы выходила стотысячная армия…
В арьергарде – маршал Ней. Русские прижали его к лесу и предложили сложить оружие.
— Императорский маршал в плен не сдается! – ответил Ней.
— Пойдем через лес! Идти к Днепру и перейти через Днепр! Река еще не совсем замерзла? Замерзнет! Марш! – таков был его следующий приказ.
На лед ступил отряд численностью 3 тысячи человек. На противоположный берег выбралось 800 солдат и офицеров. Фуры с ранеными, больными, гражданскими бросили. Кто-то решил переправить и фуры… Днепр огласился страшными воплями тонущих. Затем повисла еще более страшная тишина…
Четыре дня боев под Красным. Наполеон маневрирует, выставляет заслоны с приказом: «Стоять насмерть!» Но Кутузов «упускает» возможность взять французов в мешок. Все ограничилось охотой казаков за обозами и избиением обессиленных, голодных, раздетых «заслонов» — которые при первой возможности, радостно сдавались в плен.
Наполеон шел пешком. В рядах старой гвардии.
Эти не побегут. И сдаваться не будут. Они с радостью умрут за императора.
Молодцы Дениса Давыдова и казачьи сотни не раз пытались прорваться и пленить императора французов. Каждый раз их отгоняли ружейными залпами.
23 ноября передовые отряды французов вышли к Березине…
В русском штабе был план. Составленный в тиши кабинетов, под треск бревен в каминах, под мелодичный перезвон бокалов с шампанским. Высочайше одобренный самим Александром Павловичем. Предполагалось, что Наполеон будет окружен — на Уле или на Березине. Куда должны будут подойти все военные силы русских. На северном фланге – Витгенштейн, на южном – Чичагов, и преградить ему возможность речной переправы. А с востока на запад французов будет гнать главная русская армия Кутузова По всему выходило, что Наполеону останется одно – капитулировать.
Во всяком случае, так виделось из Зимнего дворца, в котором Александр Павлович и провел героически всю компанию 1812 года.
То, что войскам забыли подвезти зимнюю одежду и обувь – выглядело (особенно из окон Зимнего) простой, досадной мелочью.
Кутузов же, получив план, даже отправил необходимые распоряжения кому следовало.
И… забил, постоянно делая удивленное выражение лица и ссылаясь на «некоторые трудности».
Саперы французов работали в ледяной воде. Минут через 10 — 15 менялись, бежали к кострам. Тех, кто проявлял особое упорство, уносило течением… Гипотермии было плевать на героизм.
25 ноября Наполеон нанес по Чичагову мощные, отвлекающие удары. И заставил того думать, что французы стремятся к переправам в Борисове.
На севере Витгенштейн нещадно тормозил, банально испытывая трепетный страх перед Наполеоном.
Построили два моста. Один — для пехоты. Второй – для конницы, артиллерии и воинского обоза. В ночь с 25 на 26 ноября началась переправа.
Наполеон приказал прежде всего переправить солдат – только в составе подразделений, с оружием. А уж потом, если хватит времени — безоружных, раненых, женщин и детей. Если же не хватит времени – сжечь мосты.
Времени не хватило…
Кутузов мог безошибочно определить место, где переправлялся Наполеон – весь путь отступления французов представлял собой «улицу мертвых тел» и брошенного барахла.
Но он решил денька два «подготовиться» к активным действиям.
28 — 29 ноября.
Маршал Лефевр с вооруженными солдатами — отгоняя штыками наседавших, расстреливая особо усердных, пытался поддержать хоть какой-то порядок на переправе.
Арьергард маршала Виктора начал отходить под натиском русских. На переправу посыпались первые ядра. Мост, предназначенный для пушек, рухнул. В поднявшейся метели, сметая Лефевра и его солдат, на оставшийся мост ринулась толпа обезумевших людей…
Мосты уже горели. А к переправе все стремились повозки, кареты, фуры, телеги, солдаты, обезумевшие женщины с детьми. Тысячи людей, оставленные на берегу, метались с воплями, посылая проклятья уходящим войскам, бросались на горящие мосты, в воду.
Потом налетели казаки…
Изрядно повезло только тем немногим, кто остался в тылу у русских – от Березины до Немана. Кто сумел спрятаться на пару дней. Кого не изрубили в куски — в горячке боя и преследования.
Эти еще много дней будут поодиночке и группами выходить к русским полевым лагерям – на тепло костров и запах нехитрой солдатской снеди.
Всем, кто стремился спастись бегством, повезло меньше. Театр военных действий навестил генерал Мороз. Если ночь заставала бредущих в поле, они просто делали себе берлоги из трупов. Как из бревен себе «избушки» делали.
Через Березину сумело переправится около 60 тысячи человек. Солдаты и гражданские. На пути к Вильно к ним присоединилось еще 20 тысяч, сумевших переправится в других местах.
Из 80 тысяч до Вильно добрела половина.
Генерал Луазон еще пытался защитить Вильно от наседавших русских. За три дня из 15 тысяч солдат — на позициях перед городом, замерзло 12 тысяч.
Маршал Ней будет до 14 декабря метаться между Березиной и Неманом, преследуемый Платовым. Он и еще несколько сотен солдат будут последними французами, бежавшими из России.
В восемь часов вечера 14 декабря 1812 года, маршал со свитой из нескольких офицеров последним перешел через мост.
Всю вторую половину декабря, сначала Мюрат, а потом и заменивший его вице-король Италии Богарне, будут отлавливать и собирать по всей Пруссии до кучи некогда героическое воинство – всех, кто сумел удрать за Неман.
Насобирают не более 30 тысяч. Из которых более половины, насытившись по горло походом, дезертируют, умрут от болезней и истощения.
Это все, что осталось от «великой армии» — от 420 тысяч человек, перешедших по четырем мостам через тот же Неман 24 июня 1812 г. И от тех 150 тысяч человек, которые потом к этой армии постепенно присоединились.
А вот гитлеровские офицеры и солдаты, на рождество 1942 года – в Сталинграде, выкладывая из трупов своих замерзших солдат брустверы и «избушки» – для защиты от русских снайперов, проводили очень даже зримые параллели между своей судьбой и «победой» Наполеона на Березине…
Ну, что же! У каждого свои представления о победах.
Свежие комментарии