Ровно восемьдесят лет назад, 5 июля 1943 года, на рассвете задрожала земля на Курской дуге. Началась немецкая артподготовка. И в лучах восходящего солнца на наши окопы падали листовки “Сдавайтесь! Вы уже не раз испытали сокрушительную мощь германских наступлений!”
Атака соединений 5-й гвардейской танковой армии в районе Прохоровки, Курская битва, Великая Отечественная война 1941-1945 годов.
© РИА Новости / Иван Шагин Это была давно ожидаемая операция “Цитадель”, призванная, по замыслу германского командования, переломить ход войны, вновь вернув немецким войскам стратегическую инициативу.
Контрнаступ (или просто наступ) продолжался неделю, завершившись кульминацией — танковым сражением под Прохоровкой, где поле, на котором бились русские и немецкие танкисты, выглядело сущим преддверием ада. От дыма горящих танков и поднятой ими пыли не было видно солнца. Имея в виду, что на том поле закончилась слава немецких броневых блицкригов, маршал И. С. Конев назвал битву под Прохоровкой “лебединой песней германских танковых дивизий”.
И после 12 июля немецкий контрнаступ перешел в оборону. Хотя битва длилась еще более месяца — до 23 августа, когда был освобожден Харьков (точнее — его большая часть, полностью немец был выбит из Харькова 30 августа). Но то, что мы победили, стало ясно еще 5 августа, когда Левитан произнес по радио вошедшую в историю фразу: “Наши войска овладели городом Белгород. Наши войска овладели городом Орел”. И в Москве прогремел первый за войну победный салют — 12 залпов из 124 артиллерийских орудий.
Конечно, Третий рейх все равно был очень силен. Кровавое сопротивление продолжалось еще год и девять месяцев, унеся бессчетное количество жизней.
Однако инициатива окончательно перешла в руки Красной армии. Вермахту осталось только обороняться и отступать.Но это было потом, а к дню начала Курской битвы, к 5 июля, и наши, и немцы подошли в состоянии тяжкого раздумья: что делать — наступать или выжидать? Раздумий не было только по поводу того, каким будет направление главного удара.
По итогам зимне-весенних боев 1943 года, когда настало затишье, линия фронта стабилизировалась, образовав Курский выступ (дугу) — полукружие, обращенное на запад. В центре выступа был Курск, на южном фасе дуги — оккупированный Белгород, на северном фасе — оккупированный Орел. Сама карта безальтернативно предлагала немцу нанести сходящиеся удары с севера и юга и срезать выступ, что означало бы прорыв на огромном участке фронта. А далее — опять на восток в надежде повторить успех лета 1942 года.
Но безальтернативность направления таит в себе и опасности. Когда обороняющейся стороне известно, откуда будет удар, она, насколько возможно, укрепляет свои позиции.
Примерно как в августе 1914 года географическая карта подсказывала русским нанести удар с отрезанием Восточной Пруссии от рейха, а немцы усердно планировали оборону восточнопрусской культяпки.
Весной 1943 года в Кремле думали думу. Упредить немца и атаковать первыми или измотать противника в обороне — и только после этого перейти в контрнаступление. Выбрали второе. На решение выждать повлияла и память о летней кампании 1942-го, когда Красная армия пошла в наступление первой, подставилась под удар, результатом была страшная “Харьковская мясорубка” и прорыв немца до Волги.
Думали и в Берлине. Немецкие генералы понимали всю опасность плана “Цитадель”. Хотя бы потому, что у Германии не было преобладания ни в живой силе, ни в технике. А потери наступающего сравнительно с потерями обороняющегося принято считать как три к одному. Об этом еще древний грек Эпаминонд писал, и это было известно любому генералу.
С другой стороны, провести летнюю кампанию 1943 года в режиме выжидания для Германии было никак невозможно. Хоть второго фронта все не было, но англо-американские операции в Северной Африке с прицелом на Италию говорили о том, что юго-западный тыл рейха не слишком надежен и провести 1943 год в позиционном противостоянии — опасно. Опять же Геббельс еще в феврале 1943-го объявил, что теперь Германия будет вести тотальную войну. Выжидательная стратегия и тотальная война плохо между собой сочетаются.
Наконец, и в 1941-м, и в 1942 году Германия летом побеждала. То, что зимой не все было ладно, объясняли особенностями русского климата. Но если бы летом 1943-го вермахт стал уклоняться от наступления, естественен был бы вопрос: “А когда же вы собираетесь побеждать? На Рождество?”
Так что особенного выбора у германского командования не было — “Вперед, и горе Годунову (т. Сталину)”.
Тем не менее Третий рейх имел как минимум одно преимущество перед нынешним укрорейхом с его контрнаступами. В Берлине сами решали (хотя и в серьезных спорах между собою), как быть дальше и что делать. У фюрера и рейхсканцлера не было партнеров и тем более начальников, перед которыми приходилось лебезить и выпрашивать. Про укрофюрера это сказать нельзя.
Поэтому контрнаступ 1943 года, хотя и кончился неудачно для рейха (и даже сильно неудачно — так война это вообще предприятие без гарантий), все же был плодом рациональной военно-политической логики. Тогдашний германский Генеральный штаб — это не то, что называется “набрали по объявлению”.
Нынешний контрнаступ до того бессмысленен, что много чести сравнивать его с потерянными победами и роковыми решениями Третьего рейха. При всех преступных качествах последнего.
Максим Соколов, РИА
Свежие комментарии